писатель, переводчик,
лауреат Президентской премии
Мира и согласия
СВОБОДА – ЭТО ПРЕОДОЛЕНИЕ СТРАХА
В сборник «Скрип соленого сердца» вошли шесть рассказов Алибека Аскарова, отражающие знакомые ситуации, картины идеологические установки, строго регламентированные отношения людей из социалистической эпохи, из которой все мы, и автор и его читатели, собственно, и вышли.
Все, о чем живо и достоверно, повествует Алибек Аскаров, старшему и среднему поколениям хорошо знакомо. Все это, кажется, происходило только вчера. Нам, читателям, памятны все коллизии, в которые попадают герои этих рассказов, их поведение, размышления, их скромные желания и неизбывные страхи за все что происходит вокруг, и постоянная настроенность на неминуемые общественные, социальные бытовые пакости и ограничения личной свободы.
Вокруг этой темы и сгруппированы рассказы из эпохи социализма. Я совсем не склонен изобличать и развенчивать ту эпоху, ибо в ней я жил, воспитывался, сложился как гражданин. Но вынужден подтвердить: да, все это было, именно так и происходило, и герои Алибековских рассказов – мои знакомые незнакомцы, я их встречал и в ауле, в котором вырос, и в городе, в котором обитаю уже полвека.
Вот рассказ «Черный смерч, белая рубашка» (в русском переводе он назван «Неоконченный плач»). Шестикласснику Аманжолу, постоянно ходившему в вылинявших обносках, дедушка по матери привез однажды из райцентра ослепительно белую рубашку. Какая радость, какая гордость для аульного мальчишки! От счастья голова кружилась. Но сколько можно красоваться белой рубашкой в пыльном ауле? Постирала мать рубашку, вывесила на просушку, велела сыну стеречь добро от обжорливого телка. Но тут неожиданно налетел черный смерч, «поглотил своей ненасытной глотке» белую рубашку и «дико завывая» унес ее в заоблачную высь. Охваченный ужасом и отчаянием, Аманжол бросился вдогонку из последних сил, а очнулся в объятиях матери, измученный от нищеты и безнадеги солдатки, голосившей жоктау по нескладной вдовьей жизни, нарушенной войной. Обступили ее аульные молодки, чтобы утешить несчастную, и сами разрыдались. «Они осыпали небеса проклятиями за то, что бог пожалел для них счастья, и оплакивали свою долю. Видно переполнилась чаша терпения»…
Неутешный плач аульных вдов и поныне звучит в моих ушах. «А черный смерч, словно насмехаясь над кучкой аульных вдов и по-своему резвясь в вольной степи, продолжал кружиться на горизонте».
Все думы-заботы старого Мукана («Голос Левитана») о своем единственном внуке-продолжателе рода. А времена тревожные: мир сковала холодная война. Сидит старый Мукан возле «черной тарелки» на стене, слушает разные вести, камчи плетет, арканы ссучивает, конскую упряжь чинит-латает, в страхе пребывает: как бы не разразилась вселенская война, заберут новобранца-внука, оборвется род. И тут по радио донесся суровый голос Левитана: «Внимание…Внимание…» Мукан цепенеет. Сейчас, через паузу, объявят страшный хабар. «И аксакал, и внук уже покорились предписанному судьбой, стоя на коленях, они безмолвно уставились на черную тарелку». А голос Левитана объявил о том, что человек полетел в космос…
Памятью о прошедшей войне живет всю жизнь дядюшка Долдаш. И он малограмотный, испытавший все тяготы лихолетья, собирал-копил книги о войне, надеясь встретить в них имя погибшего под Сталинградом брата («Книги дяди Долдаша»).
С неприкрытой показухой и тотальной ложью сталкивается директор книгофабрики Исагали при встрече американской делегации на родном предприятии. И это его потрясает: «Бутафория!- нашел емкое определение Исагали и покачал головой. - У нас что, все собираются бутафорским сделать?! Лишь бы глаза замазать, сплошной обман…» («Бутафория»).
И это было в той социалистической эпохе. Сплошь и рядом. И ныне заметим – заметим, между прочим – продолжает иметь место.
Газета «Казахстанская правда».