СУЮНШИ!

           СУЮНШИ!

Мухтару Кул-Мухаммеду

Это был расцвет эпохи перестройки. Один из руководителей передового совхоза, главный зоотехник Зейрулла, прозванный в молодости «Задаш», именно в том неблагословенном году, когда началась перестройка, вышел на пенсию. 

Такого отдыха и врагу не пожелаешь. Оказалось, что Задаш ещё не всё в жизни повидал. А впереди его ждали ещё более суматошные времена. 

Такой был цельный, прекрасный мир! Но в один год всё встряхнулось и перевернулось вверх дном. Привычная жизнь потеряла свой ориентир и пустилась по другому руслу. Вышла из берегов, разлилась, рассыпалась, пришла в упадок. И, наконец, всё изменилось до неузнаваемости. 

У Задаша двое хватких, предприимчивых сыновей и дочь на выданье. Так повелось, что молодежь в последнее время стала чураться родных мест и бежала в город. Дети Задаша тоже  после учёбы  остались в городе, пристроились там, прижились. Сегодня старший из сыновей жил отдельным домом, а дочь была замужем.

Как только Задаш вышел на пенсию, дети подняли их с байбише с насиженного тёплого места, вырвали из родного аула и перевезли поближе к себе. 

Таким вот макаром, незаметно распрощавшись с  молодеческой удалью и представ перед лицом старости, Задаш оказался жителем пропахшего вонью города.

В ту пору оба его сына преподавали в университете. Но на третий год перестройки разом бросили свою работу и рванули в бизнес. Не отставая от других, братья занялись ремеслом и даже открыли по кооперативу. 

Ну, надо же, ─ растерянно  и даже с опаской думал Задаш в первое время, ─ отреклись от добытых знаний и образования и подались в торгаши? Что же это такое? 

Как только подумает о сыновьях, настроение портиться, и наутро он подолгу ходит омраченный думами и  переживаниями. Много раз призывал Задаш сыновей образумиться. Но те и не думали прислушиваться к его торжественным наставлениям. Лишь для проформы успокаивали расстроенного отца. В конце концов дети победили: видно, правда и впрямь была за ними.  Жизнь подтвердила, что выбор их был неплох.

Времена такие настали, что приходится доверяться не друзьям, а деньгам. Слава Богу, и сегодня сыновья в достатке, всего вдоволь – и добра, и даже почёта. Сыты, одеты. Разъезжают на «мерседесах», по делам ездят не в аулы, а исключительно в Алматы и Москву. Иногда, изрядно, правда, потратившись, могут прокатиться и дальше. Граница теперь не на замке ─ отмыкают долларом лучше, чем железным ключом.

─ А где это мой сынок, что-то давненько не показывался, ─ спросит, бывало Задаш почти что сам себя, потеряв кого-то из сыновей из виду.

─ В Москву уехал, на следующей неделе вернётся, ─  отвечает Балганым.

Балганым ─ богом данная Задашу женушка, мать его детей. Эта степенная байбише с куда большим, чем Задаш тщанием следит за тем, кто  и где сейчас находится, что вокруг творится и вообще за всем. И всё запоминает.

В ответ на её сообщение Задаш иногда прямо распетушится, разгневается:

─ У них там что, нагаши* живут? Чего это они повадились в Москву?

Единственная дочь Задаша, последушек,  работала врачом. Хоть и была она замужем и жила отдельно, но они с зятем скитались много лет, не имея собственного угла. Что уж говорить, худо дело, когда нету своего дома. Братья, видя незавидное положение сестры, в этом году нежданно-негаданно купили ей в самом центре города трёхкомнатную квартиру, по понятиям Задаша почти дворец.

Теперь два сына Задаша, не жалея средств, строили за городом коттедж.

─ Это будет наш карашанырак, ─ говорил старший сын, Ерлан. Будем живы-здоровы, перевезём, отец, и вас в этот коттедж.

Задаш и Балганым не противятся детям: куда скажут, туда и пойдут, как верблюжата на поводке. Бездушный город этот для них как каменная крепость, но и к нему привыкли. Теперь вот коттедж какой-то предлагают ─  что ж, надо, так надо. Одна у них забота сейчас – желать сыновьям здоровья и благоденствия. Слава Богу, благодаря им они с Балганым уважаемы и почитаемы среди людей. По сравнению со многими и многими тыл у них надёжный, быт обеспечен. Чего ещё желать в преклонном возрасте?.. 

***

Когда пробилась первая зелень и потеплело, Задаш неожиданно завёл с сыновьями странный разговор:

─  Вот вы только и знаете, что в Москву катаетесь. Может, родителям черёд уступите? ─ сказал с оглядкой. Сказать-то сказал, но сердце тревожно затрепетало, глаза искательно заблестели, лицо залилось краской.

Те недоуменно уставились на отца: шутит или вправду?

─ Отец, мы не поняли… Ты что, в Москву хочешь?

─ А чем мы хуже других?─ хоть и был в этих словах вызов, но голос Задаша всё же предательски дрогнул.

Думал, что сыновья начнут артачиться, но вышло наоборот.

─ Отец, да это же классная идея! ─ захлопал в ладоши Ерлан.

─ Папа, езжайте вместе с мамой! ─ поддержал брата Нурлан.

─ Прогуляйтесь, дайте всем жару!

─ Не только в Москву, но и в Ленинград можно поехать. В круиз, чтобы в памяти осталось.

─ Давайте…

И только Балганым, сидевшая в стороне за  шитьём лоскутного одеяла для внука, осталась равнодушной.

─ Мама, как ты насчёт идеи? ─ обратился к ней Нурлан.

Гору можно с места сдвинуть, но не Балганым. Ответила, не поднимая головы от работы:

─ К чему эта горячка  на старости лет? Лучше не трогайте нас, если не хотите, чтобы кости наши по дороге рассыпались.

Её довод задел Задаша за живое. Он скривился, отчего седые усы его браво встопорщились.

─ Ай, Балганым, ты нас в старики не записывай раньше времени, ясно? 

Жена ничего не ответила, промолчала по старой своей привычке.

Сыновья принялись с двух сторон уговаривать мать:

─ Поезжайте. Отдохнёте, погуляете, на людей посмотрите, себя покажете.

─ Сколько можно дома тухнуть, иногда надо и наружу выйти, с  миром познакомиться.

Как они ни искушали мать, но от природы упрямая Балганым не поддалась. Выслушала, вздохнула глубоко и молвила:

─ Пускай отец ваш едет, если хочет. А меня не трогайте. Для меня и дома забот полно, буду за внуками присматривать.

Задаш ждал, когда же  она, наконец,  произнесёт эти слова. Они ему как  бальзам на сердце. Однако не стал выдавать радостного волнения. Прикинулся обиженным:

─ Э, что тут такого, захочу и поеду! Что я, Москвы не видал? Но благодаря детям, готов ещё раз проехаться, прогуляться…

Сыновья с обеих сторон поддержали, закивали головами:

─ Молодец, батя!

─ Классно!

─ Не беспокойтесь, все будет о’кей!

─ Хорошо, предок, мы всё организуем.

─ Так-то так, но отец ваш, не заблудится ли? ─ подала голос Балганым.

─ Почему заблудится? Нет, конечно, ─ заверили сыновья. ─ Мы препоручим его своим московским друзьям. Встретят его, как царя.

─ После войны и мы походили по московским улицам, ещё не успели их позабыть, ─ важно заключил Задаш.

Вот так неожиданно он собрался в дорогу, и на третий день после этого разговора сел в красивый,  как белая чайка, самолёт и умчался в Москву. 

Неделю спустя путешественник благополучно вернулся, весь нагруженный гостинцами и подарками для внуков. И всю следующую неделю среди родни и соседей только и было разговору, что о Москве.

Когда отпраздновали полыхающий алыми знаменами и флажками Первомай, Задаш опять сконфуженно заговорил:

 ─ В прошлую поездку встретил фронтовых друзей… Они приглашают меня, ─  бубнил себе под нос, ─ Сами знаете, впереди ведь Девятое мая. Друзья просили меня вместе с ними отпраздновать День Победы, я обещал им…

Говорит, а сам то краснеет, то бледнеет.

Как ни странно, сыновья с радостью встретили и это его предложение.  Взяли билет в бизнес-класс и седьмого мая проводили отца в аэропорт.

На этот раз Задаш задержался в Москве на десять дней. В последние дни перестал звонить, и домашние затревожились. Но всё же в канун отъезда звякнул из гостиницы: 

 ─ Завтра вылетаю. 

Услышав это, домашние успокоились.

─ Отец, мы звонили в гостиницу, а тебя там не было. Почему? Где это ты гулял? ─ засыпал отца вопросами Ерлан, встретивший его в аэропорту.

Задаш насупился, и не смог ответить сразу. Потом резко осадил сына:

─ Говорил же..,  встречался с фронтовыми друзьями!

В нынешний раз разговоры о Москве не отличались особыми красками, не то, что в прошлую поездку.

 ─ Парад смотрел, перед Большим театром два дня гулял с фронтовиками, ─ дальше этих слов дело не пошло.

Месяц прошёл или около того, глава семейства вновь осторожно намекнул о Москве. Но теперь дети повели себя иначе: недоумённо приподняли плечи, удивлённо вскинули брови и переглянулись друг с другом.

─ Отец, у тебя какие-то проблемы? ─ спросил старший сын, Ерлан.

─ Да ничего особенного, сынок. Лето ведь наступило, в Подмосковье такие прохладные спокойные места… фронтовые друзья зовут, предлагают отдохнуть, ─ кое-как выдавил из себя Задаш.

─ Разговору нет, раз приглашают, съезди, ─ сказал  младший, Нурлан.

Когда сыновья известили Балганым о том, что отца снова приглашают фронтовые друзья, она заметила:

─ Не надоело ли тебе путешествовать? 

Других слов муж от неё не услышал.

И снова Задаш, развалившись в уютном кресле бизнес-класса, вылетел в Москву.

Никому не ведомо, что это был за отдых, но из Москвы патриарх вернулся как будто уставшим. Когда встречавший его Нурлан приветливо осведомился: «Как отдохнул, папа?» ─ Задаш ответил односложно:

─ Так себе… 

Потом добавил: ─ Дождливо было.

─ А-а, ─ понятливо протянул сынок.

Увидав мужа, Балганым озабоченно спросила:

─ Что-то вид у тебя неважный, простудился, видать? Может, показать тебя лекарю?

С запавшими глазами, сморщенным лицом, дня три Задаш отлёживался после поездки. Когда поднялся с постели, Балганым велела решительно:

─ Больше никуда не езди! Не заметишь, как ненароком помрёшь в дороге. Хватит бродяжничать!

Задаш нашёл слова своей благоверной правильными и согласился с её решением. На этом московская тема вроде бы навсегда была закрыта.

                                    ***

Прошло несколько дней, и к ним по-соседски пожаловал Саду. Была у него жена, смуглая бабёнка с дерзким норовом. Оказывается, они с неделю гостили у её родичей и только что вернулись. Узнав, что ровесник приболел, Саду зашёл проведать его. Долго сидел, болтая о мелочах, а также о политике и погоде: как же сегодня без них. 

─ Что это с миром творится, а? Как это мы дожили до таких времён, столько соблазнов вокруг… ─ говорил он, досадуя. ─ Никто никому уступать не хочет, грызутся, как собаки.  И когда только дисциплина будет?

Задаш изредка, больше для приличия, кивал головой, но в пустой болтовне этой участия не принимал. Саду тараторил без передыху, время от времени только поправляя сползающие на кончик носа очки…

С этим Саду они познакомились четыре года назад, когда перекочевали из аула в город. Сухощавый худосочный человечек, на носу  громоздко сидят очки с толстенными линзами, из воротника торчит тонкая гусиная шейка. Весь его неприглядный вид вкупе с любовью к праздной болтовне и  со строптивой женой оставлял от него впечатление неудачника. Но как бы то ни было, Саду жил в соседнем подъезде и волей-неволей приходилось мириться с тем, что он ─ тот самый сосед, о котором в народе говорят: «посланный Богом». 

Первое время, не зная куда податься, не находя себе места в четырёх стенах городской квартиры, Задаш кружил вокруг Саду. Тот был единственным, с кем можно поговорить, излить душу. Их связывало ещё то обстоятельство, что Саду тоже оказался ветераном войны. Судя по его рассказам, воевал в северных краях, на Белом море. Через слово Саду хвастливо напоминал, что, несмотря на степное произношение, был моряком, и при этом, и впрямь, как гусак, вытягивал шею…

В какой-то момент, точно исчерпав весь запас тем, Саду спросил:

─ Заке, что это ты в последнее время записался в заядлые путешественники?

Застигнутый врасплох,  Задаш потерял нить своих мыслей и уставился на соседа. Пришёл в сильное замешательство и почувствовал вину, будто сверстник нечаянно раскрыл его сокровенную тайну. 

─ Что это ты в Москву зачастил, говорю? ─ уточнил зануда Саду. Даже голос повысил, думая, что Задаш не расслышал.  ─ Тут какой-то секрет есть, о котором я не знаю, не так ли? А, Задаш, ну, говори?

От растерянности у Задаша отнялся язык, и он опять тупо уставился на приятеля.

─ Не один раз, а трижды съездил, ─ продолжал меж тем Саду, выпячивая губы и загибая пальцы. ─ Что за важное дело у тебя там?

На лбу Задаша выступил холодный пот. Пряча глаза, уставился смотрел в пол. Вот положение! Как выкрутиться? Вытащил носовой платок и стёр пот со лба. Потом взял себя в руки и призвал ─ себя же ─ к спокойствию. 

Вороне не дано понять соловьиную трель…

Разве поверит этот Саду в россказни вроде встречи с фронтовыми друзьями, на которые купились родичи? Не почуял ли чего этот любитель задавать вопросы… Как увильнуть? Досадно, что нет у Задаша заранее заготовленного варианта для таких  ушлых, как Саду. Как бы отделаться от этого неугомонного балабола?

Наконец решил, что не станет  старый пустомеля осуждать его за историю сорокалетней давности. Лучше уж рассказать всё начистоту, освободить душу. До каких пор, подобно кошке, стерегущей свой помёт, он будет опасаться каждого и жить в постоянном напряжении? Посчитал Задаш, сколько же прошло лет, и поразился, что уже перевалило за сорок, а точнее ─  сорок два года исполнилось тайне, которую хранил в сердце. Эх, счастливое времечко! Но что можно тут сказать, ─ судьба…

Выпрямился, кашлянул и начал свой рассказ.

─ Говорят, дерево питается от корней, а человек ─ от памяти своей, Саду… Обращаясь к моей памяти, расскажу тебе историю, которая не даёт мне покоя, ─ начал издалека. ─ Я тебе говорил много раз, что летом сорок четвёртого, смертельно раненный, я остался на поле боя. Не знаю, сколько прошло времени, в какой-то миг я немного пришёл в себя и открыл глаза. Прямо рядом со мной темнели силуэты трёх-четырех санитаров. Видно, подбирали раненых. Но меня не заметили и стали проходить мимо. Кому хочется умирать? Я собрал все свои силёнки и застонал. Даже этот слабый стон отнял у меня силы, и сознание моё снова ушло. Только почувствовал, что кто-то подбежал ко мне, приподнял голову и влил  в рот воды. Слышу голос: «Живой!» Похоже, голос девичий. «Дяденьки, идите сюда, этот человек жив!» ─ кричит она. Потом послышался громкий говор двух мужчин: «Толку, что живой, рана смертельная, не выживет», ─ говорит один из них. «Лена, брось его, всё равно помрёт, зачем попусту возиться?», ─ добавляет другой мужчина. Похоже, эти двое повернулись и пошли прочь, потому что обнимавшая мою голову девушка залилась громким плачем: «Живой! ─ звенит её пронзительный голосок, ─ дяденьки, он же живой… помогите, ради Бога, давайте понесём, прошу вас, умоляю, дяденьки!» До слуха моего смутно доносится истошный крик девушки, её громкий плач. После этого всё погружается во тьму… В сознание пришёл только через два дня, в санчасти.

─ Заке, если б не та девица, так и остался бы на поле боя! ─ произнёс Саду, проявляя живой интерес к рассказу

─ Много было тех, кто не попал на глаза санитарам и остался непогребённым. Мне повезло благодаря воле Аллаха, ─ назидательно сказал Задаш.

─ Наверное, я прервал тебя.., продолжай! ─ закивал Саду, приготовившись слушать дальше.

─ Так вот… слышал ты такое: «Даже у ангела найдётся пять изъянов»? Что там говорить про нас, смертных. Пусть не о пяти, но об одном своем изъяне хочу тебе рассказать. После окончания войны я женился на той санитарке, что спасла мне жизнь, ─ признался Задаш и, набычившись, оценивающе посмотрел на приятеля: достоин ли признания?

─ Женился, говоришь? Это правда? ─ промямлил Саду недоверчиво.

─ Да, женился… Это моя тайна, которую до сих пор я никому не раскрывал, Саду…

Словно сам провинившийся в чём-то, Саду заёрзал на месте.

─ А как нашёл её после войны?

─ Когда лежал в госпитале, записал её адрес, ─ ответил Задаш. ─ Она жила в подмосковном городе Серпухове. Я ей обещал: «Если вернусь живым, обязательно найду тебя, и мы поженимся. И сдержал обещание. Как только возвратился с фронта, нашёл Елену. Пригласили её родственников, друзей, соседей и сыграли небольшую свадебку. Вот так мы поженились. Это были трудные послевоенные годы. Кое-как перебиваясь, вместе прожили два года. Родился сын, я звал его Ескендер, они ─ Александр…

─ Вот как, Заке-е! ─ протянул Саду, цокая языком и качая головой. 

Излив наболевшее, Задаш почувствовал облегчение. Язык развязался.

─ Приехал я как-то в Москву по одному делу, и тут встречаю своего земляка, ─ продолжал своё повествование. ─ Обнялись мы с ним, я стал расспрашивать о родных местах, живы ли, здоровы ли мои тамошние. Мы с ним быстро нашли общий язык, говорили без обиняков, по-свойски. Я рано потерял родителей, другой близкой родни нету. С годами сирота становится черствее, что ли. Уехал я в далёкие края, и связь с родиной оборвалась. Земляк напомнил мне про единственного моего брата и сообщил, что тот тоже вернулся с войны живым. Сейчас в ауле, семейный, домовитый, уважаемый  человек. «Разыскивает тебя, каждый день вспоминает о тебе и плачет». ─  сообщил земляк. Рассказал и другие, дорогие сердцу аульные новости. Узнав о том, что родной брат жив и ищет меня, я впал в беспокойство. А когда услыхал, что брат каждый день вспоминает обо мне и проливает слёзы, сам размяк, и глаза мои тоже увлажнились. Хоть и рос сиротой, но всё же и у меня есть сердце. Тем более, когда речь идёт о единственной родной кровинке.

В круговерти житейских забот, я, оказывается, не обращал внимания на спрятанную глубоко тоску по родным местам. Только теперь  понял, как сильно соскучился по родине.

─ Съезжу в Казахстан, повидаюсь с братом, вернусь через неделю, ─  сказал жене, взял на работе отпуск и отправился в путь.

Видит Бог, в ту минуту я свято верил, что возвращусь. Но всё вышло иначе… Родные места ─ это ведь целый народ, у всех в жилах течёт одна, казахская кровь. Не отпустили меня сразу. 

Если не считать боевого ранения, оставившего рубец на груди, я ещё был здоров, молод и полон сил. С головой окунулся в забавы молодости, разъезжал по гостям… Благодарение Богу, война позади, быт у людей стал налаживаться. В честь моего возвращения брат первым долгом сделал жертвоприношение и, пригласив всю округу, закатил большой той. После этого, сам снарядившись главным сватом, сосватал мне девушку, и, не дав опомниться, в течение недели женил меня. Одурманенный почётом и уважением обрадованных моим возвращением земляков, я, увы, не смог воспротивиться этому решению. К тому же моя невеста оказалась настоящей красавицей-щеголихой. Издалека привлекала взоры, белоликая, нежная, как тонкий струящийся шёлк, с очами чёрными и сияющими, словно отборные  ягоды черемухи. Дело молодое, времечко хмельное. Не смог удержаться. Не сумел  даже заикнуться о том, что у меня в Москве уже есть семья, ребёнок, прикусил язык да и скрыл всё. В то время ряды  мужчин сильно поредели, и никто никого не смел осуждать… Моя красавица, на которой я женился тогда ─ эта вот Балганым.

─ Ух ты, Заке, вот, значит, как оно было? ─ проговорил Саду и опять закачал головой, ─ говорят, хоть и сойдёт с крашеной посуды цвет, но по-прежнему цены ей нет. Байбише твоя и сейчас хоть куда…

─ Ну, ладно, довольно. Ты лучше послушай, дальше что было. ─ сказал теперь уже сам себя подгоняя, Задаш. ─ Хоть и женился я на такой пригожей девушке, как Балганым, но Елену забыть не мог. Ни днём, ни ночью не выходила у меня из головы. Наконец, призвал всё своё мужество, обратился к чести и сел писать ей письмо. «Так, мол, и так получилось, видать, судьбой суждено. Ты меня прости, Леночка! Не жди меня больше, я тебя не держу, если представится возможность, выходи замуж». 

Этими словами, мне казалось, я благословил её, пожелал благоденствия и счастья. Елена с ответом не задержалась. Да, конечно, всё понятно, ─ писала она в сильнейшем гневе, называя меня выродком, растоптавшим её молодую жизнь, подлецом и негодяем. «Попробуй только появись тут, мои братья тебя прирежут. Пошёл прочь и навеки забудь о том, что у тебя есть сын!» Этим письмом поставила крест на всём, что связывало нас. И в самом деле,  упитанные, как  барсуки, два старших её брата запросто могли меня укокошить. Я не стал лезть на рожон и прекратил переписку.

Шли годы. Время, мнилось мне, подлечило и боевые раны, и сердечные. Но всё это оказалось заблуждением… Я заметил, что после выхода на пенсию, с обретением  отдыха и свободы человеку свойственно по-новому задумываться над жизнью. Или же с возрастом, когда пустеют зелёные луга твоей души одолевает тоска… не знаю. Короче говоря, я стал всё чаще вспоминать о своей прежней жене Елене. Начал поиски сына Ескендера. Да и старая фронтовая рана вновь дала о себе знать. Снаружи я всё тот же, но внутри поселилась тоска. Вот уже два года, как подобно мелу, осыпаюсь я. Сердце не знает покоя. В конце концов терпению моему пришёл конец, и я решил рискнуть. Почему и стал частым гостем в Москве. Разыскивал жену, желая узнать, где она и что с ней. И о взрослом сыне весточку хотел получить. Город Серпухов сильно изменился, не то, что в былые времена. Я долго блуждал по нему в поисках своего бывшего места жительства, но всё напрасно. Старый барак давным-давно снесли. На его месте высотные дома. 

Как ни метался в поисках, но на след жены и сына выйти не смог. Пропади пропадом! Там такая же неразбериха, как и у нас. Никто никого не знает. Каждый сам по себе. Съездил трижды, и всё впустую. Вот и все история, которую хотел рассказать тебе, ровесник мой Саду!

─ Конечно, Москва ведь большой город! ─ поцокал языком Саду. ─ Разве можно найти человека в большом городе… Выходит, ты иголку в стогу сена искал? Ну, и дела…

─ Не приведи Господь… Прежде всего, оказывается, ─ очень тяжело живыми терять родных!

                                    ***

В середине августа Саду опять пришёл в дом Задаша. Красный, как рак, усы ощетинились, глаза играют. Большие,  на половину лица, окуляры спустились на самый кончик носа, и от этого кажется, что у него не два, а все четыре глаза. Вид бесшабашный, рот не закрывается, болтает без умолку.  Задаш впервые видел своего сверстника в таком занимательном состоянии. 

─ Ну, приятель, что это за радость у тебя? ─ спросил с изумлением.

─ Как это, что за радость?  ─ ещё больше изумился в ответ Саду. ─ Сегодня ведь восемнадцатое августа ─ день моряка!

─ А-а, ─ кивнул Задаш. ─ Тогда всё понятно…

─ Что понятно? Ты, я смотрю, совсем забыл, что я моряк? ─ Саду лукаво поиграл губами. ─ А вот про жену и ребёнка, которых сорок лет назад в Москве оставил, не забываешь, а? Не забываешь… Про ровесника, что рядом с тобой живёт, забыл, и поздравить некогда, а? Нехорошо с твоей стороны, Заке!

И Саду, якобы сильно раздосадованный, покачал головой. «Что это он несёт?» ─ Задаш, не веря своим ушам, воровато взглянул на соседа. Но Саду, видимо, в ударе. Об этом можно судить по вытянутой жилистой шее. Задаш готов был провалиться сквозь землю от стыда. Ждал от приятеля чего угодно, но только не такого коварства. ─ скажи-ка ты, какой негодяй оказался, раззявил рот, распустил язык!  Растрезвонил. Ну, погоди, поганец! Что же теперь делать-то?!

Задаш растерялся, не зная, как поступить. Начал озираться по сторонам, словно ища поддержки. Они были с Саду одногодки и прошли испытание огнём на кровавых полях. Потому и доверился ему, потихоньку раскрыл сокровенную тайну. Хотел сделать как лучше, а вышло наоборот. 

─ О чём это вы, дядя?! Какая жена, какой ребенок, о ком говорите? ─ вскипела дочь Нагия, до глубины души оскорблённая тем, что довелось услышать. ─ Что это за загадки загадываете? Шутки шутками, но всему ведь есть предел!

Её слова только подстегнули разгоряченного, как лошадь на скачках, соседа.

─ Ой, душа моя, да ты, видать, ничего не знаешь? Ты думаешь, зачем твой отец в Москву всё ездит? ─ спросил он, поднимая указательный палец. ─ Зачем, ну-ка, скажи сам, Заке…

─ Он встречался там с фронтовыми друзьями. ─ Ответила вместо отца Нагия.

─ Ну да, конечно! Если б он так хотел встретиться с друзьями, что же до сих пор, ─ луну в небе высматривал и да звёзды считал, что ли? Или вы уже забыли, что отец ваш не один, а целых три раза наезжал в Москву?

─ Да, ездил… ─ Нагия опешила, не зная, какой дать отпор этому расходившемуся старику. ─ С друзьями гулял, отдыхал, видимо…

─ Глупости всё это. Какой ещё отдых? Жену и сына искал, вот что. Там осталась его жена, с которой он познакомился на войне. Вот их и искал он в Москве, все ноги сбил. Поняла теперь?

Балганым, сидевшая в углу за вязанием носков, один лишь раз сверкнула взглядом в их сторону. Этот единственный взгляд пронзил Задаша, как стрела. Ноздри его словно склеились, дыханье спёрло. Почувствовал, как вновь  заныла старая рана в груди.

Задаш нахмурился и повысил голос на приятеля:

─ Эй, Саду, думаешь, если язык без костей, а рот не на запоре… что ты тут треплешь?! 

Саду уставился на него, как баран на новые ворота. Потом, точно вспомнив о чём-то, снял с носа очки и снова надел.

─ Заке, я, кажется, погорячился и наговорил тут лишнего, ─ пробормотал, поднимаясь с места и торопливо направляясь к двери. Как напакостивший кот, Саду спешно ретировался. Никто не стал удерживать его, в гробовом молчании проводили  взглядом до самых дверей.

Пьяным закон не писан… Проклятый проходимец Саду ─ раскатал на весь белый свет поведанную ему шёпотом тайну. Лишил Задаша покоя, сделал его больным, обесчестил перед детьми. Вот позор-то, что же теперь делать?

Потрясённый  поступком годка, Задаш не смел поднять глаза от пола. Так и остался сидеть на месте, как пригвождённый. Верно говорят, что обречёный олень и на гору бежит. Поделом ему! В один миг лишился Задаш авторитета, который годами собирал по крупице, складывал по кирпичику. Со страхом ждал, что Балганым устроит грандиозный скандал. Но жена, как ни в чём не бывало, блистала спицами своём углу. 

Задаш страдал. Всё прошлое пронеслось перед ним.

Удивительна эта жизнь, полная неожиданных поворотов, непостижимых тайн и загадок. В нужный момент не понимаешь значения того или иного явления, не постигаешь смысла, точнее ─ и не желаешь постичь. Свершишь необдуманный поступок, потом кусаешь локти. Раскаиваешься, стыдливо краснеешь, бледнеешь. Но время уже не повернёшь вспять, взятки гладки. И никому ещё не удавалось изменить постыдное положение дел. Да и вряд ли удастся.

Что тут скрывать, не было у Задаша в молодости красящих его поступков. Кто б ещё бросил молоденькую русскую жену вместе с новорождённым ребёнком, заставил её горько оплакивать свою судьбину? А ведь это она спасла его когда-то. Сейчас-то, на склоне лет, стал ниже травы, тише воды. Но, как выяснилось,  прошлое не проходит бесследно, за всё надо держать ответ. Только теперь осознал эту истину.

По натуре сообразительный и смышлёный, Задаш не может сказать, что когда-либо в жизни ему приходилось терпеть нужду. Всегда выделялся из толпы, был первым в своей среде.  Сбежав из Москвы, не теряя времени, поступил заочно в техникум. Это было очень своевременное и  удачное решение. Профессия зоотехника стала главной опорой его последующего существования и широко распахнула перед ним дорогу жизни. Благодаря ей всё складывалось наилучшим образом. Во всех делах сопутствовала удача. Слава Богу, он не в обиде на судьбу. Это сейчас всюду кликушествуют, что такой профессии, как зоотехник, не существует, что это выдуманная советской системой ложная работа, абсолютно бесполезное, никому ненужное занятие. В период же подъёма животноводства авторитет зоотехника был очень высок, а репутация ─ беспримерна. Когда говорили: «Вон зоотехник идёт», ─ плачущий ребёнок успокаивался, коровы переставали мычать, бараны ─ блеять. А бедный чабан, теряя дар речи, садился на коня и скакал в сторону пастбища. Барана зарезать, угощение приготовить… Жёнушка же его, надев лучший свой наряд, красуясь и покачивая бёдрами, выходила навстречу гостю. Всё было, всё правда. Иногда, наверное, можно и воскресить в памяти это прошлое?

Да, Задашу есть, что вспомнить: и страстные чувства, и разудалую жизнь. А сегодня всё это удаляется, как зарево садящегося солнца. 

Если подумать, послужной список Задаша составил бы честь многим представителям сильного пола.  И бригадиром был, важничая, и управление возглавлял, чванясь. А напоследок, несмотря на отсутствие высшего образования, назначили главным зоотехником. И на этом посту тоже гремел наш Задаш.

 Когда совхозные дела шли в гору, ─ скот был цел, жизнь била ключом, ─ необузданная природа Задаша вышла из берегов. Возгордился,  зазнался. Было время, когда, опьянённый достатком, не признавал никого, кроме начальства. И без того был Задаш горяч и взбалмошен, а положение и власть, богатство и достаток ещё больше вскружили голову. Вознёсся до небес.

Беззаботно и беспечно, за весёлыми пирушками, щёголем и франтом покуролесил несколько лет. Немало озорничал с девушками и молодухами. Довольно повеселился Задаш, лелея те счастливые денёчки в колыбели своего сердца. И сам не знает, сколько лет продолжалось это суетное, но беспечное существование. Помнит только, что, выдумывая на ходу всякие небылицы, глубокой ночью или под утро приплетался домой. Это ещё что! Так обнаглел, что под разными предлогами, ─ в горах остался, со скотом возился ─ стал пропадать и на целые недели. Думал, что замкнутая и неразговорчивая Балганым ничего не знает, ни о чём не ведает. Не тут-то было… Позор заключался в том, что жена его обо всем догадывалась. И всё ей было ведомо! Однажды Балганым сама дала об этом знать:

─ Чтобы не уронить твой авторитет,  я всегда позволяла смирению победить мой гнев. Сколько б конь ни кружил, но свою коновязь найдёт. Так и я думала ─ кости мне принадлежат, всё равно далеко не уйдёт. И ни одна капля пролитого тобой на стороне пота не вызывала во мне ревности. Но сейчас дети выросли, повзрослели. На чужой роток не накинешь платок. В последнее время хвост разговоров, что тянется за тобой, стал намного длиннее. И сколько б я ни притворялась, что пропускаю мимо ушей эти сплетни, не слышу их, приходится признать, что и мне надоели насмешки соседей, сочувствие родичей.  И всё же дело не во мне. Я ─ женщина в доме, всё вынесу. А ты ведь ─ мужчина, добытчик. Один из уважаемых в народе людей. Как говорится, у всех на виду, как стяг на ветру. Тебе бы следовало поберечь свой авторитет. Пора бы уже взять себя в руки, остепениться, подумать о своей чести!

Голос Балганым прозвучал по-особому внушительно. В нём были свинцовая тяжесть, леденящий холод и неподдельная горечь.

 Неожиданно пространная речь обычно молчаливой жены придавила Задаша. Он надолго задумался. И словно он пробудился от глубокого сна. Не слепой же он мотылёк, летящий на свет, ─ знает, где его погибель. 

На старости лет. 

Нельзя  сказать, что он в один день покончил с разгульной жизнью. Недаром ведь говорят, что болезнь может пройти, но привычка болеть останется. Однако правда и то, что после жениной велеречивости он, всё же взялся за ум и постепенно вышел из пике.

А теперь опять на Задаша свалилась беда! В лучшем случае снова будет вынужден выслушивать наставления, тяжёлые слова, в худшем ─ может разразиться скандал, какого и врагу не пожелаешь. 

У обидевшего родичей  ─  голос пропадёт, обидевший жену ─ сам пропадёт. 

Весь день провёл в сильнейшем смятении, с головой, распираемой от дум. Временами даже впадал в прострацию. Мысли точно закисли. 

Не опозориться бы вконец перед родными и близкими, соседями и сородичами. Допустим, простят его русскую жену и ребёнка, списав на молодость. Но как объяснить троекратную поездку в Москву? Впомнил про дела сорокалетней давности и затосковал по прошлому? В общем, и окончательное слово, и решительное слово, и слово разрыва ─ всё в руках его байбише Балганым.

…И второй день прошёл в мёртвом безмолвии. О, это вселило в сердце Задаша надежду: а что, если и дети, и Балганым приняли слова Саду за шутку? Однако на третий день эта слабая надежда рассеялась, как дым.

Ближе к вечеру Задаш вышел в садик поразмять кости. И тут дети сообщили ему, что Балганым зовёт его в дом. 

Задаш вернулся. 

Балганым в окружении сыновей и дочери сидела напротив почётного места. Надо же! Сердце у Задаша ёкнуло.

─ Эй, Задаш, я нарочно вызвала детей, ты тоже садись поближе, ─ сказала Балганым.

В словах её широта, но в голосе ─ угроза. 

А звук всё же  ─ надтреснут. 

Иногда казахи любят прикидываться всезнающими: жена ругается, ─ всё равно, мол, что советуется. Пустое всё это, вранье! Его Балганым и не ругается, и не советуется. Прямо в лицо, невзирая ни на что и не пытаясь подсластить пилюлю, выскажет сейчас всё, что хочет сказать. И ─ вся тут, зараза. Редко говорит, да метко. Не то, что его ─ любого хама поставит на место и отобьёт желание грубить. Никогда не торопится, гнева не выказывает, каждое слово рассчитывает и произносит, точно гвозди вбивает. А бывает, если вдруг чем-то придёшься ей не по нраву, нахмурится, насупится и впадёт в немоту. Слова не дождёшься. В таких случаях никакими дарами, даже деньгами не разговоришь Балганым.

«И вправду решила опозорить меня перед детьми», ─ боязливо подумал встревоженный Задаш. Что бы там теперь ни случилось, понял, отступать некуда. Как на фронте. Пусть! Что произошло, то произошло. Прошлого не перечеркнёшь. Он готов выпить горькую чашу до дна, даже если сейчас Балганым ославит его на весь белый свет, разрушит семейный очаг.

Снял обувь, торопливо прошёл на обычное место хозяина дома и свалился там на сырмак*.

Когда он, скрипя костями, принял, наконец, удобное положение, Балганым обратилась к детям:

─ Эй, мальчики! Отец ваш весь исстрадался изнутри. Оказывается, в московской стороне у вас есть ещё одна мать. Да не только мать, но есть и старший брат! Женщина эта ─ не чужая вам, сын её  ─ семя этой семьи, родня ваша. И не только родня. Вы с ним ─ ветви одного дерева, потомки одного рода. Не заставляйте отца своего снова и снова мотаться туда. Руки у вас длинные, денег хватает: найдите своих родственников и привезите сюда! Поняли?! Если не хотите, чтобы отец ваш умер от тоски, с завтрашнего дня приступайте к поискам!

По своему обыкновению сурово отчеканила каждое слово и крепко поставила точку. 

Задаш невольно заплакал беззвучными слезами. Ерлан и Нурлан, в отличие от сестры, до сегодняшнего дня были в полном неведении. Теперь окружили отца с двух сторон. Стали расспрашивать о подробностях: как зовут женщину и её сына, где они проживают, где работают?

─ В городе Серпухове, ─ отвечал полуживой Задаш приглушённым голосом. ─ Если фамилия не изменилась, была Семашкова. Семашкова Елена Николаевна. Сына зовут Александр.

─ Где она работала? Адрес у неё какой?

─ Если б я знал адрес, и без вас бы нашёл! ─ сказал, очухавшись,  Задаш и отвернулся.

Не получив от отца вразумительного ответа, братья посовещались между собой и на этом закруглились.

                                    ***

Осенней порой, в один из ветреных октябрьских дней, в дом ворвался возбуждённый Нурлан.

─ Папа! ─ закричал с порога. ─ Папа, суюнши*!

В это время Задаш в своей обычной позе ─ на боку ─ возлежал на диване. 

─ Что случилось, сынок? ─ спросил, вяло приподнимаясь с места.

─ Мы нашли нашего старшего брата! Поручили московским друзьям, потратили уйму денег и, наконец, нашли. Фамилия его оказалась не Семашков, как ты говорил, а Симашков… Симашков Александр Зейруллаевич. Работает на железной дороге ─ стрелочником.

─ Симашков, говоришь?

─ Да, папа, Симашков. Пишется через «и», ты ошибся на одну букву.

─ Чёрт его знает… Ошибся, так ошибся. 

─ Мама уже распорядилась пригласить Александра. Он приезжает в эту субботу. Наши друзья достали ему билет на самолёт.

─ Надо же… Приедет, говоришь? Не по железной дороге? ─ глупо спросил Задаш и осёкся. – Ескендер приезжает, говоришь, сынок? Пригласили, говоришь?

─ Да, папа, мы пригласили брата, приедет в субботу.

─ … А как насчёт его матери… Как поживает Елена Николаевна?

─ Матушка Елена скончалась два года назад, ─ ответил Нурлан.

Задаш осторожно вновь опустился на диван.

***

И вот сыновья под руководством Балганым принялись, не покладая рук, готовиться ко встрече Ескендера. 

Единственного родного брата Задаша ещё в позапрошлый год свела в могилу старая болезнь, доставшаяся от войны. Теперь Задаш один-одинёшенек. Если не считать племянников, которым  он старается помогать, то у него и нет больше родни. Зато чертовка Балганым богата родственниками. Происходит из рода «каракок», а дальние предки её восходят к ветвистому древу «белой кости». Потомица родовитой семьи с крепкими устоями. Многочисленные родичи её и сейчас пребывают в силе и достатке, в мощи и величии. Всегда были примером сплочённости и пользовались уважением. 

Вся родня Балганым повещена об Ескендере. 

О, недаром говорят, что преддверие праздника ещё интересней, чем сам праздник. В чаду приготовлений пролетела неделя, и вот в субботу, не заставляя себя ждать, явился Ескендер.

Задаш мучился, не зная, как увидится с сыном. Представлял себе мужчину средних лет, крепкого сложения, такого, как Ерлан и Нурлан, с играющими под кожей мускулами. Но Ескендер оказался худым, рёбра просвечивают, узкоплечим, разве что ростом удался. Несмотря на то, что ему едва перевалило за сорок, старший сын был каким-то подсохшим, с лицом, покрытым ранними морщинками и пигментными пятнами. 

Было видно, что он рано повзрослел.

Казахская родня большой толпой, с шумом и гамом, встретила-приветила Ескендера ещё в аэропорту. В воздух взлетели пробки шампанского, посыпались сладости шашу*. Первой к гостю подошла Балганым. Торжественно прослезилась и нежно понюхала в лоб. Потом и остальные поочерёдно подходили, заключали Ескендера в объятия, обменивались рукопожатиями, справлялись о здоровье, о житье-бытье. Когда церемония подошла к концу, Балганым взяла за руку Ескендера и подвела к Задашу.

─ Этот человек ─ твой отец! Поздоровайся с отцом.

Ескендер вначале застыл, с изумлением глядя на Задаша. Похоже, он застесняется угрюмого рыжего старика с выпирающим вперёд животом. 

─ Ну, батька, здравствуй! ─ всё же сказал Ескендер, нерешительно протягивая руку.

Сколько бы Задаш ни готовил себя к этой встрече, но всё же не выдержал. Подбородок задрожал, усы зашевелились, на глаза выкатились слёзы. Наклонил голову сына и поцеловал. Понюхал в выгоревшие на солнце, всклокоченные волосы. Обнял и крепко прижал к себе. Громко шмыгая носом, то и дело смаргивал глаза. 

Балганым была по-особому хороша. Ступает величаво, движения, как у павы. Грациозно приблизившись, она опять увела Ескендера за руку. Задаш остался стоять на месте, глядя им вслед. Все рады-радёшеньки, переливчатый смех, неумолчный гул разговоров, точь-в-точь как взбудораженный пчелиный рой. В центре ─ длинный, как жердь, Ескендер, рядом с ним выделяющаяся своей статью Балганым в белоснежном кимешеке*. Остальной народ кружил вокруг, заходя то с одной стороны, то с другой. Вся  эта шумная процессия удалялась, словно забыв о существовании Задаша.

 О, бренный мир!

                                    ***

Ескендер неделю не просыхал от опеки новоиспеченной родни. Ходил по гостям, заводил знакомства. А до того, на следующий же день после приезда брата, Ерлан с Нурланом  повели его по самым престижным магазинам и с ног до головы приодели. Незаметно, за пирушками и весельем, показом достопримечательностей города  подошло и время отъезда дорогого гостя. Как и в прошлый раз, опять во главе с Балганым шумной толпой торжественно проводили его в аэропорт. Ескендер пообещал в следующий раз приехать с женой и детьми, помахал на прощанье рукой и улетел. 

Ах, милый простодушный добряк, ─ за душой ничего нет, а всех пригласил в Москву.

По возвращении из аэропорта Балганым вновь уединилась с сыновьями. 

─ Не каждый день вы бываете вместе, я обязана вам кое-что сказать. ─ сообщила она.

Ерлан и Нурлан по привычке с двух сторон вытянулись, как часовые,  возле матери. Некогда бравый вояка Задаш не осмелился подойти к ним. Только прошёл к стулу, стоявшему в сторонке, и присел. 

─ Найти родню ─ большое счастье в этом суетном мире, ─ сказала Балганым, степенно взвешивая каждое слово. ─ Отныне вы оба должны будете всегда помогать старшему брату. Не дайте ему пасть духом или быть зависимым от кого-либо. Ты, Ерлан, купи Ескендеру приличную квартиру в той стороне. Ты, Нурлан, подбери подходящую машину, чтобы брат твой старший не ходил пешком. Не откладывайте в долгий ящик. Этой же осенью сделайте! Вот что я хотела вам сказать. 

Сыновья закивали в знак согласия и удалились. Балганым же, как ни  в чём ни бывало, расположилась удобно на своём обычном месте, в углу, и вновь принялась за вязание.

В этом доме есть всё, всего вдоволь, никто не ходит в заплатках. Почему же она целыми днями всё вяжет носки  да стегает лоскутные одеяла?

Перевод Георгия Пряхина

Нагаши* - родственники по материнской линии.

Карашанырак** - отчий дом

Сырмак* - узорчатый напольный ковер, сшитый из кусков  войлока;

Суюнши** - подарок за радостную весть.                                  

Шашу* - в данном случае: сладости, разбрасываемые в честь приезда гостя;

Кимешек** - цельный, расшитый вдоль горловины узорами, женский головной убор.