СТРАШНЫЙ ЧЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ

СТРАШНЫЙ ЧЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ

                                      Из цикла «Приключения интурохотника».

Немногие, наверное, знают о том, что на заре нашей  независимости, вошло в обычай приглашать иностранных охотников. То было время, когда  от пережитка почившей советской империи образовалось суверенное государство, которое переживало трудные годы перехода к рыночным отношениям.  Чтобы  перенести тяготы переходного периода, хозяйства метались в поисках различных  путей. Каждый в этой сумятице и суматохе находил свои средства для выживания.

Термин «Интурохота» (иностранная туристическая охота) возник как раз в этот трудный период, и в девяностые годы этот необычный  бизнес приносил ощутимые доходы. 

В те годы мой товарищ Ерен Жумагулов возглавлял одно из ведущих охотничьих хозяйств Рудного Алтая. Рассказанные им истории я решил объединить в отдельный цикл и представить вниманию читателя.

***

Как-то на Алтай приехали охотники из Голландии.

Из области поступило распоряжение встретить на подобающем уровне направленную к нам супружескую пару из Голландии Ян и Саскию Снайдерсов. Слово начальства для нас, конечно,  закон, и мы бросаемсяисполнять его со всех ног. У подножия крутого горного пика Шакабай, на берегу громкоголосой строптивой реки Куртинка мы мигом разбили белую юрту. Закололи барана, сварили в казане свежатину и, расстелив дастархан, стали ждать гостей. Суетимся, готовые стелиться перед гостями и угождать во всем.

Подписав в областном центре контракт и оплатив необходимую сумму, голландские господа прибыли с лицензией, разрешающей отстрел одного горного козла. Рядом с ними порхала нежная, как верблюжонок, молодая переводчица.

Наутро после их приезда мы устроили отдых на целый день и стали готовиться в трудному восхождению. Пухленькая  жена голландского господина оказалась далекой от охотничьих дел, разве что просто  приехала с мужем.

Алтайская осень еще не успела потерять своей девственной красоты: леса пестрели буйными красками, и это придавало им особую живописность и  величие. Госпожа Саския, увлеченная, видимо, пленительными видами дикой природы, вооружившись фотоаппаратом, целый день бродила по берегу буйной реки.

На третий день на предутренней заре*мы, четверо джигитов, вышли в путь, с почетом сопровождая единственногоиностранного охотника.

Одолевая рыжие перевалы и белесые хребты, по узкой тропе, проложенной копытными животными, мы добрались до самой горловины пика Шакабай. Дальше шли густо поросшие мхом шершавые камни, уходящий ввысь пик,  вставший на дыбы перевал. По бездорожью, перескакивая через плотные каменные осыпи, точно  рассыпанные самим дьяволом во время пира, прижимаясь к отвесным скалам, мы устремились к маячившей впереди вершине пика.  

Наша цель ясна. Интурохотник купил лицензию, заплатив валютой, и мы должны помочь ему максимально воспользоваться своим правом, оговоренным в той лицензии. Если этот  человек не сможет застрелить горного козла и вернется ни с чем, то заберет обратно половину той суммы, что заплатил в областном центре. Такого допустить никак нельзя, для охотников – это испытание на профессионализм, как говорится, дело чести. Мы крайне заинтересованы в том, чтобы валюта иностранного гостя полностью осела в нашей стране. Этим оценивается весь смысл нашей службы, этим измеряется качество нашей работы.

А интурохотник – народец многошерстный, стекается отовсюду в наши благодатные края, и издалека, и из ближних мест. Это развлекающиеся богачи-толстосумы, которые охотятся на птицу и зверя в знойных саваннах Африки, в поросших песчанным кустарником безбрежных степях Австралии. Многие из них привыкли спокойно рассекать на джипах по равнинной местности. Поднять таких на отвесные высоты Алтая – дело адски трудное. Особенно, если попадется какой-нибудь  толстяк с одышкой, – пиши пропало… Придется его, как большой мешок, набитый камнями, тащить за собой в гору, а потом тем же макаром спускать с нее. На нашей памяти довольно таких историй, политых кровью и потом.

Слава богу, оказавшийся моим ровесником голландец Ян, похоже, был не из тех, кто стал бы для нас обузой. Этот выносливый господин  дважды объездил сафари в Африке и исколесил по охотничьим тропам половину Сибири. Другого кого-либо вряд ли удалось бы затащить на эту утопающую в тучах вершину, где сам черт ногу сломит.

Утро только набрало силу, когда мы, тяжело дыша, достигли намеченного участка.

«Намеченный» означает вот что. Стоит областному начальству сообщить, сколько людей едет, сколько у них лицензий, какой  нужен зверь, как мы тут же посылаем во все стороны разведчиков. Это очень опытные охотники, знающие все тропы и горные ущелья  назубок. Они заранее исследуют и берут себе на заметку, в каких местах какой зверь водится. Как только сверху спускается указание, наши охотники  начинают рапортовать: «На склоне за рекой Каракаба видели косолапого; на возвышенности Косжурек заметили скопление маралов;  приметили стадо горных козлов на широком  склонеАршаты». После чего составляется план встречи заграничных гостей.

И в этот раз  все произошло точно так же. Свои же охотники представили нам сведения о горных козлах.

– Целое стадо там ходит,  – сообщил коллега по имени Манарбек, качая головой и цокая языком. – Дай бог не соврать, думаю, где-то сто пятьдесят голов будет! 

Вот по направлению, указанному Манарбеком, мы и пришли. Конечно, горные козлы не будут ждать  нас послушно на месте, которое указал Манарбек. Однако мы предположили, если кто-либо неожиданно не вспугнет стадо, оно будет бродить неподалеку, где-нибудь в труднопроходимых местах этих суровых ущелий. Затем, опираясь на сложившийся с незапамятных времен опыт охотничьего искусства, мы, посовещавшись и тщательно обдумав каждый шаг, составили конкретный план действий... Я и господин Ян притаимся на дне узкого лога с северной стороны. Остальные три охотника обогнут каменный утес и оттуда с шумом и улюлюканьем станут гнать стадо козлов в нашем направлении. Одобрив  это решение, мы, прижавшись к отвесным скалам, поднялись еще  немного. Когда достигли очередного подъема, Манарбек вдруг потянул меня за рукав и, прижав палец к губам, произнес:

– Тс-с-с…

В горах все еще стояли предрассветные сумерки. Мы замерли и, приглядевшись, заметили стадо козлов, пасущееся на ровной площадке… Видно, это была часть того большого стада, о котором говорил Манарбек.

Я прильнул глазами к биноклю. Большей частью это были обычные козы, но среди них  достаточно винторогих самцов, и рыжих  с подпалинами, и серых.

Бросился в глаза один из них с серповидными рогами, который стоял в самом центре стада, горделиво вскинув голову. Стойка у него была грозная, свисавшая со складки на шее остистая борода и сиво-бурая грива на затылке развевались на ветру. Высокая холка, дюжий и рослый, вид устрашающий. Слов нет, настоящий красавец! Великолепный экземпляр. По-видимому, он и старейшина, и вожак этого стада. Зорко посматривает вокруг, обозревает каждый кусок местности, величаво замирает. Нет-нет да повернет голову в сторону пестрой каменной осыпи. У горного козла, обитающего на вершинах алтайских ледников, нет врага, кроме снежного барса и человека. Чего ж тогда это животное все озирается, о чем беспокоится?

Ядреное дыхание холодной осени волнами накрывает нас. Дыхание это, напоенное снежной сыростью, пощипывает нам щеки. К счастью, ветер дул в нашу сторону, и вожак не мог учуять нашего присутствия.

Насколько я знаю, в наших краях редко можно встретить зверя, более чуткого и более осторожного, чем горный козел. Стоит ему лишь что-то заподозрить, исчезнет в мгновение ока. Как в воду канет, даже не успеешь заметить, куда пропал.

Зная об этом, я сделал знак господину Яну, чтобы приготовился. Он понял меня. Удобно расположил винчестер, оперев на камень, и протер  окуляр ружья. Потом снял с головы козырек и отложил его в сторону.

Я ткнул Яна и,  повернув его к себе, начертил в воздухе крутые рога и пояснил: «Выстрелишь в того рогача». Затем, чтобы дать понять, что расстояние до мишени порядка двухсот метров, изобразил число «двести».  Малый оказался понятливым, закивал, как лошадь, которую одолели мухи. 

Вообще для нашего брата-охотника перевода не требуется… Всех охотников мира объединяют одни цели, схожие идеалы, общие мысли.  Это, в конечном счете, просто застрелить зверя. Поэтому у них один язык, без усилий понимают друг друга и могут объясниться с помощью жестов.  

«Да он вроде везучий», – подумал я, проникаясь к господину Яну теплыми чувствами и внутренне выражая удовлетворение. 

Господин Ян не торопился, будто привязал самца. Долго прицеливался. Наконец-то раздался выстрел…

Один из козлов подпрыгнул ввысь, перескочил через массивный камень и полетел вверх тормашками вниз. Мирно пасшееся стадо словно ветром сдуло. В мгновение ока оно скрылось за каменной осыпью. От него остались только пыль и пух.

Мне показалось, что матерый вожак, на которого я показывал, благополучно скрылся вместе со всеми. Интересно,  кого же в таком случае  пристрелил наш уважаемый  иностранный господин?

Мы все разом поднялись с мест и кинулись к упавшему козлу. Почившее животное вытянулось за массивным камнем с торчащими вверх ногами. Ян оказался молодцом, подумал я,  уложил его одним единственным выстрелом. 

 – Эй, да это же коза! – воскликнули джигиты, как только увидели трофей.

Мы испуганно посмотрели на нашего коллегу. Голландец же уставился в молящие печальные глаза самки.

– Мама? – наконец спросил он, будто до него только теперь дошло, что это коза.

– Да ну тебя! Вот тебе и «мама»!

– Вот незадача! Как мы только упустили того здорового рогача!

– Этот господин, видать, любитель козочек!

Охотникам всего мира известно, что стрелять самок нельзя. Причина понятная – за счет самок приплод умножается, растет и крепнет. Самки и для интурохотников не представляют никакого интереса, пользы от них никакой. 

Они отстреливают горных козлов и оленей в основном из-за рогов, рога потом  на память увозят с собой на  родину. Зачем им головы самок с коротенькими рожками? Происшедшее событие, кажется, удивило не только нас, но и самого господина Яна. Как бы то ни было, отстрел произведен, лицензия иностранного гостя исчерпала свою силу, сданная в кассу валюта господина Яна остается  в нашей стране.

***

Кое-как до обеда мы добрались до нашего лагеря. 

Вид у иностранного гостя испортился, как прокисшее молоко, настроение мрачное. И утешить нечем, сам виноват, что тут можно сказать…

Самку мы притащили с собой в лагерь. Хоть и короткие у нее рожки, пусть заберет с собой на память.Охотники освежевали тушу, разделали и опустили мясо в казан. Голову отделили, выделали, высушили и стали готовить в путь.

Но чувствуется, Ян не удовлетворен охотой. Они с женой долго спорили, переругивались,  потом с тяжелым вздохом разошлись. Мадам Саския с фотоаппаратом наперевес опять отправилась бродить вдоль горной реки. Выпустив пар и остыв, господин Ян вошел в юрту и тихо лег, отвернувшись к стене. Эта демонстрация явного недовольства не на шутку расстроила и нас.

– И что теперь с ними делать? – стали мы ломать голову.

– Может быть, выписать им еще одну лицензию из районного лимита?

– Если у них есть деньги, пускай  оплатят, мы не против...

-  Только  пусть теперь оленя застрелит. Нет больше сил из-за другого козла  лезть опять на эту верхотуру  Шакабай.

Пока мы так переговаривались о том, о сем, шутили и смеялись, в лагерь галопом прискакал какой-то всадник. Он неуклюже спешился.

– Джигиты, помощь нужна! – громко оповестил  нас гость.

– Эй, что случилось, враг напал, что ли?

– И не спрашивайте, тут такое дело, хуже врага!

– Скажи вначале, сам-то кто будешь?

Этот коренастый крепыш оказался погонщиком «скотоимпорта»… 

«Скотоимпортом» называли скотоводов, которые тысячами пригоняли из Монголии баранов и коз, коров и яков. Сохраняя скот в первоначальной упитанности и давая ему в дороге отдых, эти опытные чабаны, не спеша, доставляли его в Семипалатинск и сдавали там на мясокомбинат.

– Мы слышали, что здесь находятся профессиональные охотники, и я специально приехал к вам,  – с мольбой в голосе проговорил погонщик.

Как оказалось, скотоводы «скотоимпорта» застряли на несколько дней в восточной стороне Чиндигатая, у подножия плоскогорья Укок, в  тупике Бухтарминской горной теснины. Похоже, они сидели там в ожидании идущей за ними группы, обтесывая копыта хромого и колченого скота, подлечивая от червей и парши. И вот последние четыре дня повадился к ним страшный, как чудовище, черный медведь, не дает покоя, таскает овец. За первые два дня он утащил двух баранов. Они снялись и поменяли место, но медведь и не думал отставать. Два последних дня пастухи не подпускали его, отпугивая криками, грохоча ведрами и гремя медными тазами. Судя по словам крепыша, у них есть пес-волкодав. В последнюю ночь он кружил вокруг медведя и громким лаем гнал его прочь, не давая приблизиться к стаду. 

– Получается, вы сами нашли выход из положения. Наша-то помощь зачем?

– Ой, не говорите так, братья! Ваша помощь ох как нужна. Этот медведь и сегодня придет в девять часов.

– В девять, говоришь?

– Да, ровно в девять часов вечера… Вот уже четыре дня так продолжается.

– Выходит, этот медведь с часами…

– Клянусь богом, правду говорю!

Народ, что гнал скот из Монголии, набирался из разного сорта людей, в основном пестрое простонародье. Среди них было достаточно отсидевших в тюрьме бродяг, скрывающихся от наказания всяких плутов и пройдох, драчунов и забияк. Конечно, немало было и честных людей, нанявшихся, чтобы как-то прокормить семьи. В любом случае, к такому сборищу начальство относилось с недоверием и по вполне понятным причинам  ружьями их  не снабжало. Потому, наверное, и медведь не ставил ни во что беззащитных чабанов, вооруженных только пастушьими посохами.

Я попросил перевести Яну, все еще лежавшему в юрте задом ко всему миру, будет ли он стрелять в медведя. Когда переводчица передала мои слова, бледное лицо иностранного господина ожило, в глазах появилось подобие благодарной улыбки.

***

Не теряя времени, мы с Яном, вооруженные до зубов, сели на коней. Чиндигатай у черта на куличках, надо добраться туда засветло, задолго до тех «девяти часов», о которых говорил погонщик, да еще успеть сделать кое-какиеприготовления.

Погоняя коней, где галопом, где трусцой, к пяти часам мы достигли, наконец, стоянки скотоводов на Чиндигатае.  А там, не находя себе места, слонялся начальник Чиндигатайской заставы Александр Укачин, алтаец по происхождению. Мы были знакомы с Укачиным давно. Приветливый и добрый,  светловолосыйпарень с боевым характером. Мы звали его Сашей. Увидев нас, Саша растянул толстые губы в радостной улыбке. Словом, встретил нас, как родичей. И чабаны преобразились с нашим приездом, стали наперебой рассказывать, как натерпелись от проклятого медведя, ни ночью сна, ни днем покоя.

– Здорово же он вас прижучил, оказывается. Ну, сегодня мы покажем  ему, где раки зимуют! – посмеивался Саша, выразительно потрясая кулаком.

Несказанно довольные появлением вооруженных с ног до головы охотников скотоводы вмиг поймали и закололи барашка. Разожгли костер, подвесили над огнем ведро с водой, побросали туда разделанное как полагается мясо. На зеленой лужайке расстелили дастархан, бегают, суетятся.

– Избавьте нас от этого черного черта! Если его не убрать, то он замучает и те наши группы, что идут вслед за нами.

– Не беспокойтесь, в руках у старшего лейтенанта Укачина автомат Калашникова, у меня винтовка СКС, а вот у этогоиностранного гражданина – американский винчестер. Теперь этому медведю, считайте, пришел конец. Сегодня ночью ваше чудовище полетит у нас вверх тормашками, снимем с него шкуру, исделаем из него подстилку для вас, – клятвенно заверил я скотоводов и значительно поднял им дух.

– Благослови вас господь! – обрадовались погонщики. Признательно кивая головами, они не уставали благодарить нас.

Я дал знать начальнику заставы, что первый выстрел по медведю должен сделать иностранный гость, и объяснил причину.

Он был человек образованный, к тому же опытный офицер, и знал об интурохотниках не понаслышке. Как патриот нашего края, Саша посчитал мое предложение верным и дал твердое  офицерское  согласие.

После того, как мясо было съедено, чай выпит, мы вытеснили чабанов-погонщиков из их теплой насиженной палатки и сами расположились в ней. Скотоводы удалились на безопасное расстояние, разожгли  костер и сели там отдельной группой. 

Собака оказалась огромным, с бычка-двухлетку, волкодавом. Со словами: «чтобы не мешал вам» погонщики увели его подальше и посадили на цепь, привязав к крепкому стволу молоденькой  сосны.

Тихая осенняя ночь без мошкары черным бархатом накрыла нас. Ни дуновения ветерка. До слуха доносится лишь однообразный шум Бухтармы, приглушаемый расстоянием. Мы, три охотника во всеоружии, сидели в палатке, чутко прислушиваясь к ночи. Не скажу про господина Яна, но мы с Сашей из когорты метких охотников, попадающих в глаз косули, говоря другими словами, профессионалы своего дела. Так что, нам с ним  нечего было волноваться и беспокоиться. 

Вот и те пресловутые «девять часов» стукнули, но медведь так и  не появился. То-то думаем, что это за медведь с часами? Прошло еще полчаса, его все равно нет... Видно, мы устали с дороги, глаза наши слипались. Вчерашнее восхождение на пик, сегодняшний марафон на край земли, – кажется, все это сильно разморило меня.

Только я  задремал было, начальник заставы разбудил меня, ткнув в бок.

– Пришел! –  шепнул он.

Я начал трясти уснувшего господина Яна. Ночь темна, хоть глаз выколи. Но, похоже, что встревоженные овцы беспорядочно подались в сторону. Под сосной заходится лаем волкодав. Послышались топот копыт и ржание привязанных в отдалении лошадей. Судя по всему, очевидно появление какой-то опасности.

Мы включили приготовленный пограничником Укачиным армейский фонарь. 

Боже упаси!

Неподалеку темнеет что-то огромное и черное-пречерное. Это, видно, и есть тот медведь. Невольно подумаешь, что не медведь это вовсе, а лохматый дэв, накинувший на себя ночной покров. Вот  проклятый, вся его фигура и вид были настолько страшными, что меня взяла оторопь, и сердце ушло в пятки. По всему телу пробежал холодок. Лежавший рядом господин Ян тоже охнул, словно подстреленный.

Будучи профессиональными охотниками мы на своем веку повидали всяких медведей… Идя за ними по пятам, скольких подстрелили и вернулись с медвежьими шкурами на тороках. Приходилось и лицом к лицу с ними сталкиваться, немало случаев, когда  находились на волоске от смерти. Слава богу, не пришла еще нам пора отправляться на тот свет, вот и топчем пока землю. Однако, скажу начистоту, в жизни своей я еще не встречал такого большущего, как одногорбый верблюд, и омерзительного чудища.

Фонарь Укачина оказался мощным, как прожектор. Поначалу чудище- медведь застыл, ослепленный светом фонаря, но потом перестал обращать на него внимание и начал, подергивая плечами, тыкать мордой в куст. Затем крадучись  двинулся в сторону скучившейся отары.

Что за тварь такая кроткая, эти овцы! Хоть и бросились убегать, но ушли недалеко, скучились неподалеку. Робко поглядывают на приближающегося  косолапого черта. 

Серый кобель беснуется, готов цепь разорвать.

– Стреляй! – толкнул я в бок Яна.

Он установил ружье на раздвоенную подпорку и приник  к окуляру.

Медведь всего в каких-то ста метрах, при свете фонаря его видноотчетливо. Можно было бы обойтись и без окуляра. Каким бы зверь ни был могучим, куда ему деться от мощного винчестера. Если хорошенько  прицелиться, можно попасть прямо в сердце.

– Ян, ну давай, быстрее!

– Стреляй, говорю!

Пограничник Укачин с автоматом, я – с винтовкой, лежим наготове, держим медведя на прицеле. Как только этот интурохотник шарахнет, остальное дело за нами... Что нам черный медведь,  напади свирепый враг, мы готовы прямо здесь же устроить кровавую бойню, поливая все вокруг пулями. Но первыми стрелять мы не имеем права. Попадет ли, промахнется, в любом случае первый выстрел за иностранцем. Валюта не у нас, а у него в кармане, три тысячи долларов за лицензию не мы, а он платит. Для нашего молодого становящегося государства и три тысячи долларов кое-какой доход, который можно использовать на благо народа.

– Эй, почему этот гад не стреляет?

Откуда мне знать, почему этот недоумок медлит и не стреляет?

– Стреля-а-й! – выкрикнул я в сердцах.

Господин Ян по-кошачьи вцепился в свой винчестер, сопит и все прицеливается. 

Пока мы спорили, кому стрелять, кому – нет, медведь вдруг в три прыжка достиг отары и схватил одну из овец. Потом встал на задние лапы как человек и пошел вперевалочку. Теперь он показался еще более устрашающим, еще более огромным. Косолапый свернул пополам бьющегося барана, заставив его жалобно заблеять. Потом зажал его под мышкой и направился в сторону леса. 

И тут сидевшие вокруг костра пастухи подняли переполох. Начали кричать, швырять горящие головешки, греметь ведрами. 

– Чего эти трое не стреляют в медведя?

– Эй, граждане, почему не стреляете?!

– Вот собаки…

– Брехливые мерзавцы!

Ругают нас скотоводы на чем свет стоит, не жалеют грязных слов.

Укачин в ярости колотит ногами землю. Да и я не выдержал, кровь в голову ударила. Со всей силы пнул сапогом господина Яна по филейной части. 

– Почему не стреляешь, подонок? – заорал я. – Сейчас он скроется в тайге, упустим!

А тот, молчит, словно в рот воды набрал, все еще целится.

– Что, не видишь, что ли? Стреляй, говорю! Потеряем его сейчас.

Я направил свет фонаря прямо на медведя. Ей-богу, чего тут не видеть? Все ясно настолько, что слепой увидит.

С белеющим трофеем под мышкой черный медведь вперевалку уходил все дальше. Походка у него спокойная, будто прогуляться вышел. Дело свое сделал, важный, точно дразнит нас, надсмехается над нами.  Бросил последний взгляд на пса, оглашающего своим лаем горную теснину, и повернул в низину, к густой тайге.

У разъяренного Укачина, похоже, кончился запас русских ругательных слов, он перешел на алтайский мат. Не будь господин Ян иностранцем, нет сомнения, Саша расквасил бы ему нос. 

Погонщики орут и ругаются, привязанный волкодав, гремя цепью, бегает вокруг дерева. А господин Ян все еще целится.

И вот медведь наш с бараном под мышкой скрылся в глубине леса.

Позор-то какой! Что же теперь делать?!..

Начальник заставы прошелся крепким словцом по иностранному господину и меня не забыл, что привез с собой этого недотепу, сплюнул и пошел прочь. Потом, жужжа, как осиный рой, налетели скотоводы. Я не мог смотреть им в глаза. Не знал, куда деваться от стыда. Один из них, с курчавой бородой, видать, их начальник, вплотную подошел ко мне:

– Мы тут специально для вас барана зарезали, дастархан расстелили, угостили вас всем, чем могли, – начал он, брызжа слюной. – Не один охотник, трое вас приехало, и  что?! Медведь  у всех на глазах еще одного барана утащил. Прямо вам скажу, ни стыда у вас, ни совести!

Всю обиду погонщиков я принял на себя и стоял, опустив голову. Если сказать честно, я и сам был в недоумении от такого поступка этогогосподина Яна.

Укачин, никого не удостоив взглядом, забыв про фонарь, вскочил на лошадь и ускакал прочь на свою заставу. 

Голова Яна появилась было из палатки, я втолкнул его обратно.

– Не выходи, сволочь, выйдешь, эти тебя разорвут на части! – сказал я и сунул ему под нос кулак. Интурохотник безропотно, как отданный  на учение мулле мальчик, тряхнул головой и скрылся в палатке. Похоже, что в этот раз он хорошо понял сказанные мною по-казахски слова.

Ничего не оставалось делать, как просить у пастухов прощения. Разве втолкуешь этой разномастной озлобленной толпе все премудрости интурохоты? Все равно не поймут. Не понимают, потому и качают головами, потрясенные тем, что произошло. Никак им невдомек, как это три охотника, вооруженные автоматом, винтовкой и винчестером, дали уйти медведю, что был под самым их носом. Очень странным им кажется тот факт, что все трое так и не выпустили ни одной пули.

Привязанный к дереву серый волкодав издал леденящий душу вой. Пастухи сразу вспомнили о нем, один из них подбежал и освободил пса от цепи. Волкодав тут же рванул в ту сторону, куда ушел медведь, и скрылся в густых зарослях пихты.

Спустя некоторое время из темнеющей тайги раздался его неистовый лай. Мы все встрепенулись. Неужели пес наш переплыл Бухтарму и уже на том склоне? Ай, да молодец! Догнал-таки черного медведя. Вот этонастоящий волкодав!

Перекрывая собачий лай, подал голос и медведь.  Ох и мощный рык у этой бестии, рокотом прокатился по всем вершинам и ущельям Алтая. С верхних осыпей посыпались с грохотом камни. По-видимому, серый пес схватился не на шутку с черным медведем, но прошло какое-то время, и все стихло. 

«Медведь съел собаку»? – эта мысль опечалила меня.

Я почувствовал себя виноватым в гибели такой замечательной собаки, и настроение мое окончательно испортилось.

Бородатый главарь пастухов пристально вглядывался в ночную темь и прислушивался. Но собачьего лая больше не было слышно. Из-за гор выглянул лунный диск, и вскоре все ущелье осветилось молочным светом полной луны.

Прошло где-то полчаса, и – вот чудеса! – перед нами предстал всклокоченный и мокрый наш волкодав. В пасти он держал окровавленную голову злосчастной овцы. Пес подошел к бородачу и бросил ему под ноги свой трофей. Тот кинулся обнимать свою собаку:

– Зря я понадеялся на этих брехунов, надо было охрану отары доверить тебе!

Уже перевалило за полночь. Повысив голос, я позвал прятавшегося в палатке  господина Яна и начал собираться в обратную дорогу.

Когда отвязав стоявших в тупике лошадей, я вел их под уздцы, из палатки робко, озираясь по сторонам, вышел Ян. Вижу, походка у него как будто изменилась, идет на раскоряку. 

Вид его вывел меня из себя. Без того все бушевало  внутри, и я готов был лопнуть от злости. 

– Эй, растяпа, давай поживее! – рявкнул я и ослепил Яна фонарем.

И только тут увидел, что штаны у него мокрые.

Ну, что мне сказать иностранному гостю, качнул я головой и вскочил на коня.

Перевод Раушан Байгужаевой

2010 год.